Игра и серьезность - Ананда К. Коомарасвами

A Christian and an Arab playing chess in Al Andalus, from the “Book of games” commissioned by Alphonse X of Cas tile, 13th century

Конференция Курта Риеглера, вызвавшая интерес и опубликованная в предыдущем номере этого журнала под одноименном названием и моя статья Лила, напечатанная в The Journal of the American Oriental Society (Vol. LXI, 1931) рассматривают некоторые дополнительные аспекты основ игровой деятельности: в них есть некая близость идей, которые находят общую точку в цитате Эраклита, приведенной обоими.
Интерес Риеглера в особенности направлен на различие между игрой в чистом виде и чем-то  другим более серьезным; мой интерес — на отсутствие различия между игрой и работой, в том случае, если рассматриваются с точки зрения более возвышенной. В соответствии этой последней, то, некое божественное в нас, наше истинное «Я», или «Дух духа» и «бесстрастный наблюдатель превратностей жизни, которому подчиняются его психофизические проводники» (Maitri Upanishad, II, 7; III, 2) откровенно не «заинтересован» в событиях и не принимает их серьезно: именно как зритель не воспринимает всерьез события, происходящие с героями театрального спектакля, потому что в противном случае невозможно было бы утверждать, что он является свидетелем представления, поскольку был бы напрямую в нем задействован. Когда Платон более чем один раз утверждает, что «человеческие дела не должны восприниматься слишком в серьез» ... (Leggi, 803 B, C, e Apologia, 23 A) и когда рекомендуется не думать о завтрашнем дне (Matteo VI, 34), несомненно эти слова обращены к лучшей стороне нас, к той, с которой мы идентифицируемся когда «познаем себя».
Тем не менее мы не должны путать подобное отсутствие «интереса» с тем, что обычно определеляют именем «апатия» и «инерция», которые подразумевают как последствия некой невозмутимости. То, что апатия действительно предполагает - это естествено независимость от  мотивации «удовольствие-боль», она конечно не исключает какое-то бы ни было действие, но лишь те, которые не исходят из нашей воли. Апатия — это духовное равновесие и выход за пределы присущие сентиментализму. В наши дни мы отдаем себе отчет, что бескорыстный государственный правитель будет править лучше того, кто имеет какие-либо интересы; неспроста «тирания ни что иное как монархия упарвляющая в интересах монарха» (Aristotele,Politica, III, 5). Хороший актер, тот, для которого «единственная важная вещь — интерпретировать» и не тот, кто ловит любой момент для самолюбования. Врач позовет другого врача  оперировать члена своей семьи именно потому, что чужой будет менее  заинтересован в участи своей жены или сына и поэтому наиболее «квалифицирован» бороться со смертью.
Игры как таковые для наших современников являются «незначительными». Но это неестественно, и если мы должны рассматривать игру и серьезность с более общечеловеческой точки зрения,  мы должны помнить, что «игры», которые для нас представляют всю гамму атлетических соревнований, акробатических представлений, театральных спектаклей, фокусы, игры в шахматы, пари, большая часть детских игр и тех, что были переданы нам фольклором, все то, что не просто прыжки через голову, они не просто физические упражнения, зрелища или развлечения с целью оздоровления или тренировки; они наоборот подразумевают в себе метафизическое значение.
Платон вопрошает: «Должны ли мы жить играя? И каким играм мы должны себя посвятить?»; и отвечает: «играм, которые подразумевают жертвоприношения, пение и танцы, с помощью которых мы можем получить благоволение богов и одержать победу на нашими врагами» (Leggi, 803 D.E.).
Даже если латинское слово “ludus” произвело английское прилагательное “ludicrous” - «смешной» - для Римлян оно означало: «Публичные соревнования, игры, представления, которые давались в честь Богов». В игре нет иной цели, чем как радость выполнить совершенное действие и возможность осознавать, что есть именно ритуал; по этой причине мы не должны никогда играть небрежно, или же наоборот играть так будто наша жизнь зависит от победы; игра предполагает определенные правила. О человеке, который намерен не соблюдать правила игры (мог бы так поступить, если для него результат игры важнее самой игры) мы говорим: «он не знает правил игры» или «не принимает правила игры», и если он настолько «заинтересован», что готов совершить «удар ниже пояса», это будет не дуэль, а что-то похожее на попытку убийства. И  верно, что без обмана есть риск потерпеть неудачу: но и истинная цель игры не столько, чтобы одержать победу, а чтобы принять на себя ту роль, ту часть, которая наиболее соответствует нашей истинной природе, и наша задача лишь играть хорошо, несмотря на результат, который в свою очередь мы не можем предвидеть. «Мы можем лишь доминировать над действием, но не над его результатом, поэтому, делай так чтобы не результат побуждал тебя к действию, но в тоже время не медли действовать» (Bhagavad-Gîtâ, II, 47). «Сражения проигрывают с тем же духом, что и выигрывают» (Whitman); победа зависит от многих факторов, которые ускользают от нашего контроля, и не мы должны беспокоиться за то, за что не несем ответственность.
Божественная деятельность зовется игрой именно по той причине, что предполагается, что Бог не преследует собственных целей; аналогично может «проигрываться» наша собственная жизнь; и в той мере, в какой лучшая часть нас примет участие в игре без вовлечения в нее, наша жизнь станет игрой. И этом случае мы больше не различаем игру от работы.

(Traduzione a cura di Ekaterina Nikolaeva)